Опубликовано в журнале: Свободная мысль-ХХI, 2006, №3
СВЕТЛАНА БАРСУКОВА
Стратегии сращивания бизнеса и власти
БАРСУКОВА Светлана Юрьевна — доцент факультета социологии Государственного университета — Высшей школы экономики, доктор социологических наук.
В 2004—2005 годах при поддержке Государственного университета — Высшей школы экономики был осуществлен проект «Сращивание теневой экономики и теневой политики». В основе исследования лежали интервью с теми, кто в силу занимаемой должности или профессионального опыта посвящен в «теневые» конфигурации интересов участников политического процесса, знаком со схемами сращивания «теневой» экономики и «теневой» политики.
Среди интервьюируемых лиц были политтехнологи, руководители аналитических отделов в центральных аппаратах политических партий, депутаты Государственной думы третьего созыва и региональных законодательных собраний, вице-президенты крупных компаний, отвечающие за взаимодействие с органами государственной власти, руководители организаций, обращавшиеся к депутатам Государственной думы для решения вопросов собственного бизнеса.
В ходе проведения интервью четко обозначились две стратегии сращивания бизнеса и власти. Первая стратегия, назовем ее «рыночной», состоит в систематическом и устойчивом приобретении бизнесом услуг власти, оказываемых в «теневом» режиме, что превращает отношения чиновника и предпринимателя в подобие контрактной сделки (коррупция). Эти услуги касаются как ускорения разрешенных законом (и напрямую предписанных для исполнения) процессов, так и принятия решений в законодательно неоформленном пространстве (в «правовых пустотах»). Возможны и противозаконные решения, но это особо рисковый сегмент рынка «теневых» услуг власти. То есть при первой стратегии бизнес покупает услуги выдвинутого властью чиновника или избранного народом законодателя, в «теневом» режиме оказывающего поддержку бизнес-структуре.
Вторая стратегия, «инвестиционная» заключается в том, что бизнес покупает не услуги чиновника или законодателя, а место во власти, ставя на него своего человека. Правда, нет никаких гарантий, что оказавшийся во власти ставленник бизнеса не начнет вести свою игру. Соответственно, затраты бизнеса включают систему мер, гарантирующих управляемость «выдвиженца». Это обстоятельство означает дальнейшую «теневизацию» бизнеса, так как сохранить управляемость своего выдвиженца можно только «теневыми» средствами. Как только бизнес легализуется, он теряет способность контролировать прежние договоренности, достигнутые в «теневом» формате. Рассмотрим эти стратегии подробнее.
«Рыночная» стратегия
«Теневой» диалог власти и бизнеса может проходить в «рыночной» логике, при которой властные возможности рассматриваются как товар (услуга), который может быть куплен. Бизнес интересуют властные решения, как напрямую связанные с данным бизнесом (например установление импортных квот на определенный вид товаров), так и косвенно на него влияющие (например экологическое регулирование). По этому поводу разворачивается острейшая конкурентная «борьба влияний» с попытками предотвратить (или ускорить) принятие решения, изменить смысл, формулировки принимаемого документа. «Теневой» лоббист, несмотря на красивое название, на деле является передаточным звеном при даче взятки тому, от кого реально зависит конфигурация принимаемого решения[1].
Решения власти имеют определенную цену. Складываются устойчивые расценки, и эти расценки зависят от трех факторов:
— размера ренты, которая может быть присвоена за счет получения нужного решения или потеряна при неполучении этого решения;
— времени, в течение которого может быть получаема рента;
— котировки (статуса) места чиновника, получающего оплату за услугу, во властной иерархии.
Речь идет о коррупции как системе отношений, когда чиновник принимает решения, исходя из интересов конкретного участника бизнес-процесса. При этом различаются как «откупные», так и «покупные» стратегии бизнеса. «Откупные» действия обеспечивают лояльность власти к нарушениям, когда власть закрывает глаза на нарушения закона (например взятка проверяющему налоговому инспектору). «Покупная» стратегия обеспечивает не безнаказанное нарушение формальных норм, а их изменение (выработку) в соответствии с требованиями бизнеса, то есть предполагает «теневое» лоббирование конкретных решений органов власти (как представительных, так и исполнительных), что включает:
— внесение необходимых поправок в проекты принимаемых или в действующие законы, приказы, распоряжения;
— выделение бюджетных средств на определенные цели и объекты;
— заключение договоров на поставку товаров и осуществление работ за счет бюджета;
— принятие решений о выделении квот, выдаче лицензий, разрешений на приватизацию объектов, продажу либо сдачу в аренду, в пользование государственного или муниципального имущества и земельных участков.
Цена решения вопросов рассчитывается исходя из возможного объема потерь или приобретений конкретного бизнеса, а также исходя из ценности (веса) самого документа, получаемого в результате решения. В наших интервью звучали следующие оценки: «цена» запроса депутата Государственной думы 3-го созыва (то есть до того, как партия «Единая Россия» монополизировала эту площадку) составляла до 500 долларов, а запроса Государственной думы (проведенного через пленарное заседание) — до 2000 долларов. Цена решения, принятого высшими чиновниками (министром, вице-премьером, премьером), по словам респондентов, может достигать десятков миллионов долларов.
Приблизительные цены услуг лоббистов можно найти и в печати: «В случае внесения в основную часть федерального бюджета финансирования капитальных вложений в тот или иной объект, группе осуществившей эту операцию лоббистов в момент принятия бюджета выплачивается 5 процентов от суммы капиталовложений. Если же они не торопятся и ждут поступления средств «заказчику-бюджетополучателю», сумма может вырасти до 10 процентов. Если капвложения включаются в перечень дополнительных доходов бюджета, сумма выплат в момент принятия соответствующего решения Госдумой составляет лишь 2 процента. Однако если группа лоббистов согласна ждать до прихода средств на счета бюджетополучателя, она получает «за качество» около 10 процентов.
Эксклюзивная услуга — «сопровождение» проекта внутри Минфина; плата за получение бюджетных капиталовложений точно по нужному бюджетополучателю графику может обойтись ему до 30 процентов. По приватизационным сделкам стоимость лоббистской деятельности по включению того или иного объекта в законодательно утвержденный список приватизируемых объектов составляет 1 процент от ожидаемых поступлений от приватизации сразу же после принятия решения. Если лоббисты согласны ждать до момента приватизации, оплата их услуг возрастает до 2—3 процентов»[2].
Оплата принимаемых Думой законопроектов «стала основным источником пополнения семейной и партийной казны депутатов. Заказчики — крупные фирмы, представители министерств или корпораций — имеют дело с руководством крупных фракций, реже — с видными депутатами. Деньги берутся наличными или через подставные депутатские фирмы. Сумма «гонорара» обычно составляет 2—3 процента от предполагаемой прибыли»[3].
По данным Фонда ИНДЕМ, «стоимость внесения любого законопроекта на рассмотрение Государственной думой РФ — примерно 250 тысяч долларов… Депутаты Государственной думы РФ, входящие в такие ключевые комитеты, как, например, бюджетный, имеют от коррупционных сделок доходы примерно по 300 000 долларов в год»[4].
Покупка административных услуг отчасти исследована[5]. Написано много текстов, развернуто публичное обсуждение этой проблемы. Политиками, чиновниками и исследователями широко употребляется термин «взяткоемкость законов». Этот термин означает, что в момент принятия закона уже можно «вычислить», за какие услуги и какой слой чиновников будет брать взятки (или получать комиссионные — «откаты»). Исходя из открывающихся возможностей, можно примерно определить объем создаваемого административного рынка.
«Инвестиционная» стратегия, или формы «политического инвестирования»
Иные возможности «теневого» сотрудничества власти и бизнеса открываются в рамках «инвестиционной», или «венчурной», логики. В этом случае покупается не властная (административная) услуга, а обязательства политика, который при избрании (назначении на должность) должен будет обеспечивать властные аспекты развития конкретного бизнеса.
«Политическое инвестирование» возможно в трех формах:
— лоббирование назначения определенных лиц на руководящие должности в структуры исполнительной власти, то есть покупка места во властной иерархии;
— проведение своего кандидата к победе на всевозможных выборах местного, регионального и федерального уровней (или покупка мест в партийных списках);
— покупка и финансирование деятельности политических партий.
Здесь надо сделать важную оговорку. Реальное желание бизнеса проникнуть во власть не надо путать с имитацией, в основе которой лежит «засветка» и ничего более. В последнее время становится все больше кандидатов во власть, которые изначально знают, что их не изберут. Их принципиальной задачей является полномасштабная раскрутка своей фирмы за счет бесплатного эфирного времени в газетах, на радио и ТВ, доставшегося на жеребьевке. После того как имя становится узнаваемым, их бизнес резко повышает шансы на привлечение долгожданных инвесторов и партнеров. К примеру, таков путь бизнесмена Умара Джабраилова, бывшего кандидата в президенты России и одновременно хозяина торгового комплекса «Манежная площадь». Вспомним В. Брынцалова, сумевшего превратить президентскую гонку в «раскрутку» брэнда своей фирмы. Участие в выборах — дорогое удовольствие. Но по мнению специалистов, рекламная кампания, которая дала бы аналогичный эффект, стоила бы в несколько раз дороже.
Покупка должностных мест осуществляется, естественно, не буквально. Внешне соблюдаются все правила бюрократического приличия: отбор, проверка компетентности, утверждение в должности и т. д. Но зачастую за этой внешней механикой скрывается предзаданность результата, поскольку бизнес готов щедро оплачивать приход к власти «своего» человека. Эту схему изобрели не мы и не сейчас. Например, в 1714 году в Англии был учрежден пост политического секретаря казначейства, вскоре переименованного в the Patronage secretary (секретарь-покровитель), который устраивал выдвижение на правительственные должности с помощью подкупа[6].
Вокруг покупок должностных мест складываются достаточно устойчивые «таксы». Необходимо оговориться, что подобные расценки были и во времена СССР. Так, в закрытом докладе Первого секретаря ЦК КП Азербайджана Г. Алиева в марте 1970 года были озвучены следующие неофициальные расценки на занятие руководящих постов в республике: должность районного прокурора — 30 тысяч рублей, должность начальника районного отдела милиции — 50 тысяч рублей, должность первого секретаря райкома КП Азербайджана – 200 тысяч рублей. Средняя официальная зарплата по стране в те годы составляла 257 рублей в месяц[7]. Наивно думать, что такая система прижилась только в Закавказье.
Но вернемся к дням нынешним. Наши респонденты утверждали, что для окончательного утверждения на должность члена Совета Федерации (при наличии решения регионального законодательного собрания) нужно заплатить порядка 2 миллионов долларов. Примерно такого же размера такса для назначения на руководящие должности в ведущих министерствах (руководитель службы или агентства). Впрочем, эти «таксы» не вывешиваются на дверях кабинетов, поэтому разброс в их оценках довольно велик. Так, по данным Фонда ИНДЕМ, стоимость назначения депутата на должность председателя комитета оценивается примерно в 30 тысяч долларов США[8]. Очевидно, что такие деньги кандидат на должность не платит лично. Оплату расходов берет на себя заинтересованный в назначении бизнес.
Оплата должностных мест может осуществляться как наличными деньгами, так и на бартерной основе. Пример из интервью: в обмен на просьбу губернатора помочь с газификацией сельской местности в Брянской области «Газпром» выдвинул требование о назначении своего ставленника в качестве члена Совета Федерации от этой области. Договоренность была реализована.
Возможность «купить» место во власти быстро осознал и криминальный бизнес России. Не случайно понятийный ряд «бандитская крыша» и «красная крыша» (охрана бизнеса правоохранительными органами) в середине 1990-х годов пополнился «депутатской крышей». Криминальный мир стал активно использовать в своих интересах депутатский лоббизм. И вот уже «93 из 450 избранных в декабре 1999 года депутатов Государственной думы до избрания находились в оперативной разработке спецслужб и правоохранительных органов, это около 20 процентов депутатского корпуса»6.
Впрочем, продаются места не только в государственных, но и в общественных организациях, имеющих возможность влиять на властные решения. В этом смысле примечательна история назначения Леонида Невзлина лидером Российского еврейского конгресса (РЕК). Прежде этот пост занимал В. Гусинский, но ему не повезло: он занял в свое время у «ЮКОСа» 200 миллионов долларов под векселя. Эти векселя были предъявлены к погашению в тот момент, когда структуры Гусинского оказались в весьма трудном положении в свете аналогичных требований Р. Вяхирева и Ю. Лужкова. Можно, конечно, считать это простым совпадением, но «ЮКОС» снял свои требования об оплате векселей одновременно с уходом Гусинского с поста президента Российского еврейского конгресса и назначением на этот пост Невзлина[9].
Вышеназванные формы «политического инвестирования» существенно различаются с точки зрения возможного наказания. Оплата за назначение человека на должность является деянием криминальным с соответствующими последствиями. Вторая же форма — использование в ходе выборов «теневых» средств — лишь в одном своем звене, связанном с незаконным выведением денег из оборота предприятий («обналичиванием»), квалифицируется как налоговое нарушение. Все остальные этапы использования «черных», «неучтенных» денег в политических проектах при их обнаружении квалифицируются лишь как административные нарушения. Последствиями таких нарушений могут быть отмена регистрации избирательного объединения или кандидата, отмена полученного ими результата, удержание в пользу бюджета внесенного для регистрации залога, штрафы, налагаемые на виновных лиц.
Поскольку использование «черных» наличных денег в избирательной кампании не является уголовным преступлением, оно широко практикуется всеми ее участниками, как «левыми», так и «правыми», как кандидатами от власти, так и оппозиционерами. Любой политтехнолог расскажет захватывающие сценарии оперирования «черным налом». Технологии концентрации неучтенных наличных средств и введения их в избирательный марафон, конечно различаются. Это определяется множеством факторов, включая уровень выборов, степень административной поддержки и т. д.[10]
Покупка партий является еще менее рискованной сделкой с точки зрения возможного наказания. Ведь официально партии не продаются. Процедура купли-продажи заменяется проведением съезда с избранием нового лидера. Все проходит совершенно официально и регистрируется в Минюсте.
Можно услышать мнение (даже от уважаемых людей), что крупный бизнес вышел из этих игр: он не покупает должности, не оплачивает создание партий, не продвигает своих людей в органы исполнительной и представительной власти, поскольку работает по международной бухгалтерской отчетности, и ни один аудит не пропустит средств, направленных на политику. Правильно, это так. Но именно поэтому крупный бизнес обрастает аффилированными структурами, строит схемы вывода денег за счет подставных фирм и оффшорных зон. Для бизнеса власть представляет не политический интерес, а исключительно практический. За это бизнес критиковать бессмысленно — он зарабатывает деньги. И иметь своих людей во власти — еще один вариант зарабатывания денег.
Подчеркнем, что названия двух стратегий — «рыночная» и «инвестиционная» — оправданны лишь как образные. На деле описываемые процессы крайне слабо соответствуют логике рынка или инвестирования.
Так, не удается перенести понятие «административного» рынка на отношения между чиновником и бизнесменом. Когда властными услугами обмениваются чиновники, они находятся «на равных». Принадлежность их к одному и тому же классу создает для них важнейшее условие рынка — равенство его участников. Когда чиновник оказывает услуги бизнесмену, тот, как правило, лишен возможности выбора. Теоретически, если вопрос не решен на одном уровне, можно обратиться в вышестоящую инстанцию. Однако такое обращение обычно требует личных рекомендаций, поэтому издержки в этом случае возрастают. Кроме того, некоторые вопросы требуют решения на определенном уровне, а на более высоком уровне решаются проблемы более сложные и масштабные, и совсем за другие деньги. Сверху вниз движение тоже, как правило, невозможно. Если начальник отказал, то подчиненный не решит вопрос, опасаясь последствий. Другими словами, рынок такого рода услуг «монополизирован» в каждой точке. Рынком он может называться, поскольку действует фактор некоего усреднения стоимости услуг.
Казалось бы, «инвестиционная» логика должна быть более основательна, так как политик, получая авансом ресурсы от бизнесмена, попадает в некоторую зависимость от него и, избравшись на должность, вынужден будет придерживаться договора. Однако практика показывает, что и это не так.
Риски «политического инвестирования»
Проведенный во власть субъект становится обладателем принципиально новых возможностей. Среди них — возможность контролировать информационное поле и силовые структуры. Как следствие, появляется соблазн в одностороннем порядке расторгнуть обязательства перед своим «инвестором».
Свежий, широко освещенный прессой пример — ситуация с губернатором Рязанской области Г. Шпаком и его спонсором Н. Сучковой. По одной из версий, получив приличные деньги на проведение избирательной кампании, Шпак после победы попросту «кинул» своего спонсора. Поскольку деньги были «теневыми», а расписок никто никому не давал, единственное, что оставалось обманутой Сучковой, — устроить публичный скандал, который, естественно, ни к чему не привел.
Бывает, что для «кидания» нужны более изощренные технологии и кропотливый труд. Так, губернатор Брянской области Ю. Лодкин довольно спешно решал вопрос с финансированием своих выборов. Деньги были нужны, что называется, позарез. Поэтому завод «БМЗ», считавшийся флагманом брянской индустрии, очень быстро и тихо был продан фирме, пообещавшей решающее участие в выборной кампании. Ситуация полностью контролировалась: об этом событии в местной прессе появилась всего одна заметка на два абзаца. После выборов губернатор решил, что продешевил, и повел решительное наступление на собственников. Была возбуждена процедура банкротства. Вскоре выяснилось, что банкротство затеяно в интересах Уральской горно-металлургической компании (УГМК). После трех лет споров и судебных разбирательств «БМЗ» перешел под управление некоего холдинга, акционерами которого являются фирмы, прямо аффилированные с УГМК.
Впрочем, известны и более драматичные истории, связанные с подобным «инвестированием». Выборы А. Лебедя губернатором Красноярского края в значительной степени опирались на помощь местного предпринимателя А. Быкова. Вышедший из повиновения губернатор повел атаку на бывшего «спонсора». За внешне личностным конфликтом стоял интерес холдинга «РусАл» («Русский алюминий») к Красноярскому алюминиевому заводу (КрАЗу), блокирующий пакет акций которого принадлежал Быкову. Развязку этой истории знает вся страна: Быков попал под стражу по обвинению в инициировании убийства другого бизнесмена. Он был выпущен только тогда, когда в результате дополнительной эмиссии акций КрАЗа доля собственности Быкова сократилась до символического размера (с 28 процентов на момент ареста до 2 процентов при выходе на свободу)[11].
Эта история показательна в том смысле, что «рыночная» и «инвестиционная» стратегии, сменяя друг друга, явились этапами диалога власти и бизнеса. На первом этапе работала «инвестиционная» логика, позволившая крупной экономической структуре, руководимой А. Быковым, провести «своего» человека во власть. На втором этапе ее сменила «рыночная» логика, когда за услуги губернатора была предложена столь высокая цена, что он решился аннулировать систему прежних обязательств. Фактически, губернатор встал на сторону «РусАла» и стоящих за ним О. Дерипаски и М. Черного. Приобретя вкупе с местом во властной иерархии доступ к силовым и информационным ресурсам, губернатор устранил «спонсора» легально и публично.
Отсюда следует, что в ситуации, когда не покупается властная услуга, а вкладываются деньги в будущие властные приобретения (такие вложения могут быть названы «политическими инвестициями»), главной проблемой инвестора является защита своих вложений. Ему необходимо добиться реальной управляемости полученного в результате инвестиций объекта. В бизнесе эти вопросы решает либо легальная система защиты прав собственности, либо «крыша». В отношениях бизнеса и политики о легальных институтах рынка говорить не приходится. Остается уповать на «теневые» институты защиты прав «инвесторов».
И такие «теневые» способы контроля за соблюдением неформальных договоренностей политиков и предпринимателей, конечно, существуют. Речь идет о силовом давлении, об угрозе обнародования компромата. Однако действенность этих мер весьма ограничена. «Делегат от бизнеса», получивший доступ к власти, становится субъектом, распоряжающимся (прямо или косвенно) силовыми и информационными ресурсами. В этом случае риск и цена его силового притеснения резко возрастают. О том, что выращенные бизнесом политики зачастую выходят из повиновения, свидетельствуют заказные убийства, жертвами которых становятся губернаторы, депутаты, члены законодательных собраний и т. д.
В терминах выдвинутого понятия «политических инвестиций» заказное убийство свидетельствует о банкротстве инвестора, уничтожающего вышедший из повиновения «проект». Возможно, что эти убийства инициируются не «инвесторами», а их конкурентами, и тогда причина прямо противоположная — последовательное проведение политиком интересов своих «спонсоров». Пропорции этих мотивов неясны, так как расследования таких убийств, как правило, не выводят на заказчиков.
В ситуации ограниченной дееспособности силового давления нужны иные меры, обеспечивающие послушность представителя власти. Такие меры успешно освоены крупными бизнес-структурами. Если деньги в политические проекты вкладывают такие серьезные структуры, как, например, «СУАл» (Сибирско-Уральская алюминиевая компания), «РусАл» и РАО «ЕЭС», то они могут не опасаться за соблюдение неформальных договоренностей, под которые даются деньги на выборы. Их интересы гарантированно будут соблюдаться. Почему?
Дело в том, что у этих структур есть серьезные рычаги воздействия, скажем, на избранного губернатора. В их числе регулирование уплаты налогов на территории региона, участие в социальных программах, более или менее лояльное отношение к должникам, деятельность которых важна для обеспечения социальной стабильности. Поэтому более мелкий бизнес, инвестирующий средства в политические проекты ради реализации своих бизнес-интересов, вынужден присоединяться к пулу участников, возглавляемых особо влиятельной структурой или персоной. Это и есть логика формирования «политических команд», «теневых» финансовых группировок, которые фактически выполняют в России роль политических партий, но не в публичном, а в «теневом» политическом пространстве.
«Теневая» экономика и «теневая» политика в современной России неразрывно связаны. Они воспроизводят друг друга. Экономические агенты «теневизируют» политику, покупая места во властной иерархии, продвигая своих людей в ходе выборов или покупая и финансируя политические партии, что является способом вхождения во властное поле. С другой стороны, политика активно «теневизирует» экономику, предлагая широкий спектр продаваемых в «теневом» формате услуг. Отказавшись от них, бизнес теряет конкурентоспособность. Речь идет не о сращивании «теневой» экономики и «теневой» политики как двух негативных, но автономных процессов, а об их взаимообусловленности. «Теневая» экономика и «теневая» политика не существуют в России порознь, поскольку являются взаимно предполагаемыми частями единого процесса восстановления властной иерархии как основного принципа распределения экономических возможностей.
© Сentre for Post-Industrial Researches, 2002
© С. Барсукова, 2006
[1] Российская практика подкупа голосов политиков и должностных лиц не нова. Еще М. Острогорский и М. Дюверже отмечали, что в развитии парламентских групп, например британских, довольно большую роль играла коррупция: «В Палате даже существовало окошечко, где парламентарии могли узнать цену своего голоса в момент баллотировки» (М. Дюверже. Политические партии. М., 2002. С. 25).
[2] М. Делягин. Экономика Путина агония или возрождение? – «Мир России». 2001. № 1. С. 99-100.
[3] А. А. Мухин. Российская организованная преступность и власть. М., 2003. С. 80.
[4] Эти данные приведены в докладе Фонда ИНДЕМ «Диагностика российской коррупции: социологический анализ» — (http://www.anti-corr.ru/awbreport/indextxt.asp?filename=rutxt/01/xml).
[5] Наиболее полный обзор теорий коррупции, включая ее функциональную, институциональную и неолиберальную концепции, см. «Социально-экономические аспекты коррупции». М., 1998.
[6] М. Дюверже. Политические партии. С. 25.
[7] Данные приведены по книге: С. Бондаренко. Корумпированные общества. Ростов-на-Дону, 2002. С. 94-95.
[8] http://www.anti—corr.ru/awbre—port/indextxt.asp?file—name=rutxt/01/xml.
6 А. А. Мухин. Российская организованная преступность и власть. с 90.
[9] С. Скворцов. Если РЕКи поворачивают, значит, это кому-нибудь нужно. — «Московская правда». 07.03.2001.
[10] «Теневое» финансирование выборных кампаний и деятельности политических партий — явление отнюдь не только российское. Так, в ходе «Уотергейтского скандала», повлекшего отставку президента Р. Никсона (1974), были вскрыты массовые случаи незаконных финансовых пожертвований на политические цели со стороны крупных американских корпораций. А в декабре 1999 года разразился скандал по поводу так называемых «черных фондов» правившей последние 16 лет партии христианских демократов, что задело имя прежнего канцлера Германии Гельмута Коля.
[11] См. В. Волков. Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ. М., 2005. С. 331.